Вернуться



        Доброго времени суток,
        прекрасные дамы и многоуважаемые господа.

   Рад сообщить вам, что вы читаете очередную хренотень.
Не  буду долго разглагольствовать,  хочу только предста-
вить  автора.  Александр  Покровский,  капитан третьего
ранга, прослуживший десять лет на северном флоте началь-
ником химической службы. Ходил в 12 автономок на АПЛ.
   Я  выдрал  только  маленький  кусочек из его большой
книги "... Расстрелять" (на www.lib.ru).


--------------- > [ кушать здесь ] < ------------------


 За матушку Россию

     Русских моряков лучше не трогать, лучше не доводить.
     Это я точно знаю. И сейчас я вам поясню то, что я знаю  на
конкретных  примерах.  Но  перед  этим  скажу:  нашему  брату -
русскому моряку - только дай подраться,
     И чтоб за матушку Россию, чтоб за Святую  Русь,  за  веру,
царя и Отечество.
     И   даже  если в руках ничего не наблюдается, колами будут
крошить, колами, камнями, зубами, клыками, копытами. Уйдя  чуть
в сторону от основного русла нашего рассказа, скажем, что когда
в   исторический   период   нашей   флотской   истории   нашему
историческому главному принесли карту обстановки на Средиземном
море, то  там  огромный  американский  авианосец  обеспечивался
нашей малюсенькой единицей.
     - Что это такое?! - воскликнул главком. - Что это? Что?! -
все тыкал и тыкал он в нашу малюсенькую единицу, а штабисты его
все не понимали и не понимали.
     Наконец,  поняли: наша единица очень маленького размера на
карте получилась.
     И переделали:  нарисовали  маленький  авианосец,  а  рядом
изобразили   огромную   русскую   единицу;   нарисовали  и  тем
удовлетворили главкома по самую плешь.
     Так вот, вернувшись  в  основное  русло  нашего  рассказа,
скажем:  "Да, товарищи! Да! Воздушное пространство нашей с вами
горячо любимой Родины нарушается всеми, кому не лень. Да!"
     Есть у нас, конечно, кое-что, можем мы,  конечно,  кое-чем
ахнуть  и  устроить им там всем птичкин базар, но связаны мы по
рукам и ногам, связаны, перепоясаны, скованы и перебинтованы. И
в таком вот запакованном состоянии  мы  еще  не  просто  должны
передвигаться,   как   пингвины   в   стаде,   мы  еще  обязаны
предотвращать их вражеское поползновение.
     - Наши Вооруженные Силы должны! - орут на всех  углах  те,
кто  из  всего  многообразия  лучше  всего запомнили то, что им
должны Вооруженные Силы.
     Должны-должны, кто же против?  Конечно,  должны.  Мы  всем
должны.  Ну  конечно.  А  вот вы скажите: а бодаться нам можно?
Нет, нельзя. Не дают нам бодаться. Не разрешают. Вот если б нам
разрешили бодаться, то мы бы им показали. Ежедневно б бодали.
     А  как  мы  недавно  безо  всякого  разрешения  америкосов
боданули? Это ж просто праздник души.
     Было  так:  на  Черном море  ввалился  в наши  террводы их
крейсер - тысяч на тридцать водоизмещением,  и  тут  же наш СКР,
старый,  как  причальная  стенка  Графской пристани,  пошел ему
наперехват.
     Это  ж  просто  песня лебединая, когда наш древний дедушка
СКР идет ему - современному, толстому, сытому - наперехват. При
этом внутри у дедушки все  пыхтит,  скрипит,  визжит  и  пахнет
мерзко. И дрожит в нем все в преддверии схватки.
     - Ну, блин! - сказал командир СКРа, которому велели пойти,
но  при  этом  даже   гавкать  запретили, и который  должен был
пойти  и  сделать  что-то  такое,  но  при  этом ни-ни,  ничего
международного не нарушить.
     - Ну,  блин! - сказал командир СКРа. - Сейчас я ему дам! И
он ему дал - въехал в крейсер носом. Просто тупо взял и въехал.
Америкос  вздрогнул.  Не  ожидал  он,  оторопел.   А   наш   не
успокоился, отошел и опять - трах!
     - Ага!  -  орал  командир СКРа в полном счастье. - Ага! Не
нравится?! Звезда с ушами! Не нравится?!
     СКР все отходил и бросался, отходил и бросался, а америкос
все торопел и торопел. Это был миг нашего торжества.
     В конце концов американец решил (пока ему  дырку  насквозь
не проделали) слинять из наших вод. Развернулся он и рванул изо
всех   сил,  а  наш  махонький  СКР,  совершенно  искалеченный,
напрягая здоровье, провожал его до нейтрали, умудряясь догонять
и бодать в попку.
     В  следующий  раз   следующий   американский   крейсер   в
совершенно другом месте снова вторгся в наши священные рубежи.
     И  тогда на него пошел кто? Правильно - пограничный катер.
Катер подошел и сказал крейсеру, что  если  тот  сейчас  же  не
уберется ко всем чертям, то он, катер, откроет огонь.
     На катере даже развернули в сторону крейсера свою пукалку,
которая  в  безветренную погоду даже бронежилет не пробивает, и
изготовились.
     - Хой с ней, с карьерой, - сказал тогда  командир  катера,
напялив  поглубже  свой  головной   убор, - сейчас  я им устрою
симпозиум по разоружению, хоть душа отдохнет.
     Но  душа  у  него  не  отдохнула.  Крейсер,   передав   по
трансляции:   "Восхищен  мужеством  советского  командира!",  -
развернулся и убыл ко всем чертям.

   [... погрызено ...]


 Фрейлина двора

     - Лий-ти-нант!  Вы  у  меня  будете  заглядывать  в  жерло
каждому матросу! - Командир - лысоватый, седоватый,  с  глазами
навыкате  -  уставился  на только что представившегося ему, "по
случаю дальнейшего прохождения", лейтенанта-медика - в парадной
тужурке,  -  только  что  прибывшего  служить  из   Медицинской
академии.
     Вокруг - пирс, экипаж, лодка.
     От   такого   приветствия   лейтенант   онемел.  Столбовой
интеллигент: прабабка -  фрейлина  двора;  дедушка  -  академик
вместе с Курчатовым; бабушка - академик вместе с Александровым;
папа   -   академик   вместе  с  мамой;  тетка  -  профессор  и
действительный член, еще одна тетка  -  почетный  член!  И  все
пожизненно в Британском географическом обществе!
     Хорошо,  что командир ничего не знал про фрейлину двора, а
то б не обошлось без  командирских  умозаключений  относительно
средств ее существования.
     - Вы  гов-но,  лейтенант!  -  продекламировал  командир. -
Повторите! - Лейтенант - как обухом по голове - повторил и - Вы
говно, лейтенант, повторите! - и лейтенант опять повторил.
     - И вы останетесь гов-ном до тех пор, пока не  сдадите  на
допуск  к  самостоятельному управлению отсеком. Пи-ро-го-вым вы
не будете. Мне нужен офицер, а не  клистирная  труба!  Командир
отсека  -  а  не  давящий  клопов  медик! Вы научитесь ползать,
лейтенант!  Ни-каких  сходов  на  берег!   Жену   отправить   в
Ленинград.   Жить   на  железе.  На  же-ле-зе!  Все!  А  теперь
поздравляю вас со срочным погружением в задницу!
     - Внимание личного состава! - обратился командир к  строю.
- В  наши  стройные ряды вливается еще один... обманутый на всю
оставшуюся жизнь. Пе-ре-д вами наша ме-ди-ци-на!!!
     Офицеры, мичмана и матросы изобразили гомерический хохот.
     Командир еще что-то говорил, прерываемый хохотом  масс,  а
лейтенант отключился. Он стоял и пробовал как-то улыбаться.
     Под музыку можно грезить. Под музыку командирского голоса,
вылетающего,  как  ни странно, из командирского рта, лейтенанту
грезились поля навозные. Молодой лейтенант на флоте беззащитен.
Это моллюск, у которого не отросла раковина. Он  или  погибает,
или она у него отрастает.
     "Офицерская честь" - павший афоризм, а слова "человеческое
достоинство"  -  вызывают  у  офицеров дикий хохот, так смеются
пьяные проститутки, когда с ними вдруг говорят о любви.
     Лейтенант-медик, рафинированный интеллигент, -  его  шесть
лет учили, все это происходило на "вы", интернатура, полный дом
академиков,  -  решил  покончить  с  собой - пошел и наглотался
таблеток. Еле  откачали.  Командира  вызвали  к  комдиву  и  на
парткомиссию.
     - Ты чего это... старый, облупленный, седоватый, облезлый,
лупоглазый  козел, лейтенантов истребляешь? Совсем нюх потерял?
- сказал ему комдив.
     То же самое, только в несколько более плоской  форме,  ему
сказали  на парткомиссии и влепили выговор. Там же он узнал про
чувство собственного достоинства у лейтенанта, про  академиков,
Британское  географическое  общество и фрейлину двора. Командир
вылетел с парткомиссии бешеный.
     - Где этот наш недолизанный лейтенант? У  них  благородное
происхождение? Дайте мне его, я его долижу!
     И обстоятельства позволили ему долизать лейтенанта.
     - Лий-ти-нант,  к  такой-то  матери,  - сказал командир по
слогам, - имея бабушку, про-с-ти-ту-т-ку двора Ее Величества  и
британских  географических членов со связями в белой эмиграции,
нужно быть по-л-ны-м и-ди-о-то-м, чтобы попасть на флот! Флот у
нас - рабоче-крестьянский! А подводный - тем более.  И  служить
здесь  должны  рабоче-крестьяне.  Великие дети здесь не служат.
Срочные  погружения  не  для  элиты!  Вас  обидели?  Запомните,
лейтенант!  Вам за все заплачено! Деньгами! Продано, лейтенант,
продано. Обманули и продали. И ничего тут  девочку  изображать.
Поздно.  Офицер,  как ра-бы-ня на помосте, может рыдать на весь
базар - никто не услышит. Так что ползать вы у меня будете!
     Лейтенант пошел и повесился. Его успели снять и привести в
чувство.
     Командира вызвали и вставили  ему  стержень  от  земли  до
неба.
     - А-а-а,  -  заорал командир, - х-х-х, так!!! - и помчался
доставать лейтенанта.
     - Почему вы не повесились, лейтенант? Я спрашиваю, почему?
Вы  же должны были повеситься? Я должен был прийти, а вы должны
были  уже  висеть!  Ах,  мы   не   умеем,   нас   не   научили,
бабушки-академики,   сифилитики   с  кибернетиками.  Не  умеете
вешаться - не мусольте шею! А уж если приспичило, то  это  надо
делать  не  на  моем  экипаже,  чтоб  не портить мне показатели
соцсоревнования и атмосферу охватившего нас внезапно  всеобщего
подъема! ВОН ОТСЮДА!
     Лейтенант  прослужил  на  флоте ровно семь дней! Вмешалась
прабабушка - фрейлина двора,  со  связями  в  белой  эмиграции,
Британское  географическое  общество,  со всеми своими членами;
напряглись академики, - и он улетел в Ленинград...  к  такой-то
матери...


 Я все еще могу...

     Я  все  еще  могу  отравить  колодец,  напустить  на врага
зараженных сусликов, надеть противогаз за две секунды.
     Я могу запустить установку, вырабатывающую ядовитые  дымы,
отличить  по виду и запаху адамсит от фосгена, иприт от зомана,
Си-Эс от хлорацетофенона.
     Я знаю "свойства", "поражающие факторы" и "способы".
     Я могу не спать трое суток, или просыпаться  через  каждый
час, или спать сидя, стоя; могу так суток десять.
     Могу  не  пить,  столько же не есть, столько же бежать или
следовать марш-бросками по двадцать четыре километра, в  полной
выкладке,  выполнив  команду  "Газы!", то есть в противогазе, в
защитной одежде; вот только иногда нужно будет  сливать  из-под
маски  противогаза  пот  -  наши маски не приспособлены к тому,
чтоб он сливался автоматически, - особенно если  его  наберется
столько, что он начинает хлюпать под маской и лезть в ноздри.
     Я  хорошо  вижу  ночью,  переношу  обмерзание и жару. Я не
пугаюсь, если зубы начинают шататься, а десны болеть  и  из-под
них,  при  надавливании  языком,  появляется кровь. Я знаю, что
делать.
     Я знаю съедобные травы, листья; я  знаю,  что  если  долго
жевать, то усваивается даже ягель.
     Я могу плыть - в штиль или в шторм, по течению или против,
в ластах  и  не  в ластах, в костюме с подогревом или вовсе без
костюма. Я долго так могу плыть. Я могу  на  несколько  месяцев
разлучаться  с  семьей,  могу  выступить "на защиту интересов",
собраться, бросив все, и вылететь черт-те куда.  Могу  жить  по
десять человек в одной комнате, в мороз, могу вместе с женами -
своей,  чужими - отогреваясь под одеялами собственным дыханием,
надев водолазные свитера.
     Могу стрелять - в жару, когда ствол  раскаляется,  и  -  в
холод, когда пальцы приклеиваются к металлу.
     Могу   разместить   на  крыше  дома  пулеметы  так,  чтобы
простреливался целый квартал, могу разработать план захвата или
нападения,  могу  бросить  гранату  или убить человека с одного
удара - человека так легко убить. Я все это еще могу...


   < Author:  Александр Покровский >

-------------------> [ и здесь ] < --------------------


   С непреходящим уважением,

                                        Рок Хренописец

   ПыС. За новое почетное  звание хренописца отдельное
        спасибо отдельной девушке Тигре.



Вернуться

Hosted by uCoz